Воспоминания РОХКИНД СПРИНЦЫ ЛЬВОВНЫ (1903-2000)

Написаны в 1996-1998 гг. почти вслепую (она потеряла зрение). Переписано в ноябре-декабре 2000 г. без всяких изменений. Софья Львовна не дала своего заглавия. Предлагаю назвать "Толочин - родина моя".

Племянница Софьи Львовны КЛЕБАНОВА ЭМИЛИЯ ЕВЕЛЕВНА

     Россия, Санкт-Петербург 195257 ул. Вавиловых, д. 5, к. 1, кв. 212. Тел. 107812-555-18-75.

          Толочин - моя родина и родина наших предков - сохранился в моей душе как воспоминание о детстве и юности, о близких и родных людях, о семейных радостях и горестях, о том, что дорого каждому человеку, чего нельзя забыть до глубокой старости.
          В мое время это было большое местечко, оно расположено на железнодорожной линии Минск-Москва, в 40 верстах от бывшего тогда уездным города Орши, большого железнодорожного узла. Оно считалось владением помещика Славинского. Население состояло в основном из евреев и белорусов, были также и поляки, но преобладали евреи. Близость железной дороги (3 версты) от местечка накладывала свой отпечаток на жизнь и занятия людей. Евреи занимались главным образом торговлей и различными ремеслами. В Толочин приезжали за товарами люди из других местечек, здесь было много оптовых магазинов, приезжали также по делам в разные учреждения - банк, нотариальная контора и др. Крестьяне из окрестных деревень привозили на продажу свои продукты и изделия - овощи, сено, дрова, деревянные и льняные изделия. Два-три раза в году были ярмарки-кирмаши, на них приезжали не только крестьяне близлежащих деревень, но наезжало много торговцев и покупателей из других городов. Крестьяне привозили на продажу свиней, поросят, разную птицу и продавали их тут же, у возов. Здесь можно было купить и корову и лошадь, вокруг лошадей вертелось много цыган и приезжих. Приезжали деревенские девушки в нарядных платьях, с лентами в волосах, они разгуливали по базару и улицам с цветами в руках, парни играли на гармошках, выпивали у монопольки и продавцов водки и напитков, бывало довольно много пьяных, иногда возникали драки, но я не вспоминаю каких-нибудь серьезных побоищ. Все было под недремлющим оком полиции в лице местного урядника и стражника. Было шумно и весело, шла бойкая торговля, все зазывали к себе покупателей, расхваливали свои товары. Цыганки гадали молодым девицам. В кирмашах участвовало почти все местечко, кто продавал, кто покупал.
          В Толочине было несколько больших улиц, которые пересекались переулками и переулочками. В центре была большая площадь, которая называлась "базарная площадь". Здесь было несколько рядов каменных лавок (магазинов), в которых торговали всевозможными товарами, в них помещались также некоторые большие мастерские - сапожные, кожевенные и др.
          В переулках жило в основном белорусское население, у них были большие огороды, сады, сараи с коровами, лошадьми и свиньями. Мы жили на базарной площади. Базара в этой части площади не было, он находился дальше, за кирпичными лавками. Это было нечто вроде парадной площади. Здесь находились основные учреждения. В большом каменном очень красивом доме был государственный банк. Дом этот был огорожен со всех сторон и окружен большим фруктовым садом. К государственному банку подъезжали кареты, запряженные парой или тройкой лошадей, из них выходили хорошо одетые мужчины и нарядные женщины. Банк, видно, обслуживал большую периферию. Рядом с государственным банком был каменный двухэтажный дом, наверху в нем была гостиница, а внизу - аптекарский магазин и кое-какие мастерские. Дальше было большое деревянное здание, до революции там была начальная школа, она называлась "частное еврейское училище", там я училась. Рядом была контора казенного раввина, нечто вроде современного Загса, та записывались рождения и смерти, выдавались метрики и другие документы. На другой стороне этой площади была монополька. В царской России исключительное право торговать водкой принадлежало государству. Водку продавали в монопольке. Это был большой белый дом, в котором жил чиновник со своей семьей, а за углом была винная лавка. При доме был большой палисадник со всевозможными цветами. Наш дом находился в центре площади, он был очень большой и как бы замыкал площадь (я еще о нем расскажу).
          Здесь, на площади, были парадные сборы, например парад добровольной пожарной дружины, проводились репетиции пожаров (они были очень часто). Пожарники были в блестящих медных касках и специальных костюмах, со всеми атрибутами, привозили на подводах воду, тушили из шлангов пожар. Наш папа тоже участвовал в таком параде. Начальником добровольной пожарной дружины был фельдшер Яков Шур. Я его хорошо помню. В Толочине был еще один фельдшер (русский) и даже врач, но этот пользовался особым авторитетом. Его можно было всегда встретить на улице. Уже немолодой, коренастый, руки за спину, он ходил к больным. К нему приезжали окрестные крестьяне, около его дома всегда стояли телеги с больными, которых привозили из деревень.
          Рассказывали, что, когда началась война, он прятался где-то в деревне с больной женой. Жена его умерла, а его, видно, благодарные пациенты выдали немцам. Его водили по улицам местечка, страшно издевались, пытали. Так он погиб.
          Базар занимал очень большую площадь, которая выходила к нескольким улицам. Здесь тоже были ряды каменных лавок, в проходах между рядами были еще выходы на другие улицы, где, кроме лавок, были еще ларьки и лотки. Над главным выходом возвышалась деревянная каланча (колокольня), откуда велось наблюдение на случай пожара, где был большой колокол, возвещавший о пожаре.
          В лавках и ларьках были всевозможные товары - бакалея, галантерея, обувь, посуда, москательные товары, гончарные изделия - керамика, разные ткани и готовая одежда, пух и перо, книжные и писчебумажные магазины. Были также ряды мясников. Рыбу привозили три раза в неделю из других местечек, где были водоемы. Рыба была всякая - щука, карась, линь, плотва, только не помню, чтобы был карп, наиболее важной рыбой считалась щука. В магазинах продавались разные сорта соленой и сушеной рыбы (сельдь, вобла и др.).
          На базарной площади был деревянный круглой формы павильон, где продавали лакомства, сельтерскую воду и другие напитки. Когда нам давали по 1 копейке, мы ходили туда и покупали на грош стакан сельтерской воды и на грош ириску.
          Сразу после базарной площади начиналась главная улица - Оршанская. На ней находился синагогальный двор - большая синагога и две поменьше. У нашего отца и дедушки были места в большой синагоге. На первом этаже молились мужчины, здесь был амвон, возвышение для чтения молитв и место кантора и проповедников и все необходимое для богослужения. С улицы по лестнице поднимались на второй этаж для женщин. Места здесь были расположены у окошек, которые выходили в мужское отделение. Женщины сидя, а кто стоя, следили за богослужением и сами читали молитвы из своих молитвенников. На синагогальном дворе происходил свадебный обряд, сюда приводили жениха и невесту в сопровождении родных и знакомых, ставили свадебный балдахин и проводили обряд обручения.
          Оршанская улица была очень длинная, на ней стояли большей частью старые деревянные, многие внушительного вида , дома, в которых жили довольно состоятельные люди. По этой улице гуляла молодежь, она вела к большому парку, центру гуляния. В конце улицы была церковь и ряд церковных построек, а напротив, на горке - очень красивый костел. За домами начинался парк и очень большой огороженный со всех сторон фруктовый сад, принадлежавший помещику. Всюду было много деревьев и зелени. За парком был вход во владения помещика. Там был целый ряд домов для служащих помещика. Окруженный со всех сторон клумбами цветов и всяких растений, стоял дом-дворец помещика. Его, кстати, после революции сразу разграбили и разрушили до основания. В этой части местечка была мельница и заводы, принадлежавшие помещику - маслобойный, крахмальный, винокуренный. Я хорошо запомнила эти места, мы ходили туда покупать сливочное масло, которое славилось своим качеством. За парком шла дорога на вокзал, с обеих сторон усаженная деревьями. В стороне, через дорогу, было польское кладбище. Когда я была маленькой, няня Сони и Баси Лейтес брала меня гулять вместе с ними и почему-то всегда приходила с нами на это кладбище. Там было много красивых памятников и хорошо убранных могил. Иногда для меня такая прогулка без ведома родителей кончалась поркой, что в нашей семье было большой редкостью. Были еще несколько длинных улиц, особенно длинная была Зареченская; она начиналась недалеко от базара и тянулась далеко за рекой и пересекалась целым рядом переулков. Здесь была почта и телеграф, жили люди различных ремесел, портные, сапожники, кузнецы. Дома здесь тоже были довольно большие, у некоторых были колодцы общего пользования. Заканчивалась эта улица широкой дорогой - шляхом - ведущей в лес и в деревни. Мы, дети, ходили в этот лес за ягодами. На обратном пути, когда мы возвращались усталые и голодные, нас поджидали мальчики из переулков (белорусы) и отнимали у нас ягоды. Было, конечно, горько и обидно. Иногда они натравливали на нас собак.
          Не все улицы были мощеные, осенью приходилось месить грязь, только по бокам были деревянные тротуары. Улицы плохо освещались, где нигде были у домов фонари с керосиновыми лампами, а в основном довольствовались светом из окон, тоже не очень обильным.
          Были в Толочине культурные учреждения: неплохая библиотек, устраивались любительские спектакли, в праздники для учащихся школы устраивали вечера, читали стихи и пели песни.
          В дореволюционное время из города многие уезжали учиться в большие города. Это были главным образом дети богатых родителей, но были и такие, что учились на медные гроши. Так что была и своя интеллигенция. Летом было весело и по-своему интересно. Зимой иногда собирались за самоваром друзья и знакомые, говорили о политике и местных новостях.
          Я помню до мельчайших подробностей наш дореволюционный Толочин, помню и многих людей, которых я видела в лавках, в мастерских, на улицах. Мне кажется, что это были хорошие честные люди. Не помню, чтобы о ком-нибудь говорили, что он вор и мошенник.